Музей небесной корреспонденции

Гришмановский, про которого даже начальство говорило, что он "просто гений", высунулся однажды в окно своего кабинета, свесился с помощью Готфрида вниз головой, и молотком прибил почтовый ящик на стену. Кабинет располагался на 5 этаже бывшей палестры Альбертины, поэтому без Готфрида обойтись было трудно. На вопрос изумлённых сослуживцев, - что он, собственно, делает? – Гришмановский медленно ответил (он вообще отвечал всегда медленно):
- Так мне в письме посоветовала сделать тётя Зося, из Одессы. "Такой ящик надо повесить на стене рядом со своей работой, причём собственноручно", - написала мне она. – А что не так?
Гришмановский работал под крышей старинного дома, в котором с другого входа располагался бассейн Балтфлота, и ящик на такой высоте смотрелся как-то… одиноковато, как сказала бы тётушка Зося из Одессы.
Готфрид, который помогал товарищу в данном мероприятии (держал за ботинки, пока тот размахивал молотком), закурил и мрачно повторил за Гришмановским:
- Заметьте: «Причём собственноручно».
- Ага, - сказали сослуживцы. – Всё понятно. Причём собственноручно… - и решили более ничему удивляться.
Через неделю ситуация повторилась. Готфрид держал Гришмановского за ботинки, и пока тот проверял корреспонденцию, сквозь дым неизменной сигаретки в голове Готфрида рождалась мысль и понимание.
– Как просто! – думал он, – Как гениально просто! Гришмановский действительно гений!..
На следующий день Готфрид принёс с собой почтовый ящик, судя по дизайну, переделанный из скворечника, и попросил Гришмановского подержать его за ноги.
Прибивал свой ящик он без малого час. Весь этот час все редакции (в этом здании располагалось около 20 редакций всевозможных газет и журналов) не работали, оживлённо обмениваясь мнениями, а потом согласились, что два почтовых ящика на полуглухой стене на уровне пятого этажа – неизмеримо лучше, чем один.
- Только зачем они… - начала было вопрошать молоденькая корреспондентша, но тут все редакции синхронно сделали ТАКИЕ глаза, что она заткнулась.
- Это же Гришмановский! – сообща сказали 20 редакций, и только одна дамочка, Рыжая Настя, сказала: - Это же Готфрид! – но её голос потонул в общем хоре.

(см. окончание)